Вспоминает Эмма Модестовна Казакова : «...К концу февраля 1942 года жизнь стала очень тяжелой. Голод и холод уносили последние силы. Но день становился длиннее, проглядывало солнышко, и наконец пришла весна. Помнится, что она была ранней и бурной, потому что уже в марте начали говорить об уборке трупов с улиц и из квартир, боялись эпидемий. И вдруг разнесся слух, что открывают бани. Это был светлый луч надежды на какую-то новую жизнь. В нашей бане открыли один класс — общий, для мужчин и женщин одновременно. Приходить надо было со своими тазами, так как шаек было очень мало. Очередь была в баню огромная. Стояли часами, но никто не уходил. Боже мой, какими мы увидели людей, старых знакомых и соседей, которых не встречали всю зиму. Многих не было в живых. А пришедших мы не могли узнать. Мы пришли в баню все вместе: бабушка, уже очень слабая, мама, мои две тети и двоюродная сестра. Увидеть голых людей, этих дистрофиков, эти скелеты, покрытые серой кожей, было потрясением. У женщин почти не было грудей, животы втянуты, торчали тазовые кости. Ноги образовывали дугу из костей, мышц почти не было. И никакого стыда ни у женщин, ни у мужчин. Никакого различия полов. Мыли друг другу спины, поливали теплой водой тех, кто слабее, наслаждались относительным теплом и просто мытьем. А после бани, счастливые от пережитых ощущений нормальной жизни, мы сели пить горячий чаек из маленького самовара на два стакана, который быстро закипал от щепочек. И начали вспоминать баню. Мы так смеялись, перебирая все подробности совместного мытья с мужчинами: а он ей говорит, а она ему, а этот-то таз налил, да и опрокинул, ха-ха-ха. Не очень веселый юмор, но тогда это был первый проблеск живых людей, которые поняли и почувствовали, что жизнь еще возможна. Вскоре открыли второй класс в бане. Что-то начало меняться...»
ист. – «Коммерсантъ», 18.01.2014